|
Город выл, колыхался от шквального вихря и гула, — За его злодеяния вот и расплата пришла! Глухо сыпались стены домов, этажи оседали, И железные крыши срывались, летя в небеса. Вдоль прострелянных улиц, как свечи горели деревья, В городское метро устремилась рекою вода. Бомбовые налеты вздымали военную вьюгу И ракеты, и танки глушили становье врага! А на озере Лебедь в саду, на окраине града, Затихает берлинского штурма большая страда. Очумелые женщины, в омут швырнув своих киндер, Собираются сами разделаться с жизнью своей. Среди рыб перевёрнутых, тины озерной и грязи Их за космы таскали Дикун и ефрейтор Цветков. Поблизу старшина Мусиенко сидел на лафете орудья, Ясеневую трубку свою старина преспокойно курил. И когда обалделые фрау из смертного вышли экстаза — С криком раненых птиц заслоняли руками детей, Целовали солдат, подаривших им небо и солнце… — Старшина отвернулся и под ноги плюнул презренно. У него в Таганроге отца расстреляли фашисты И сестру, изнасиловав, в рабство угнали из дома. Над Берлином затмение черного дыма и гари На помятый рейхстаг, на озёрную рябь оседает. Выпил пива баварского всласть старшина Мусиенко, На позорной стене исторический вывел автограф: «Нет лучшего блага, чем капут рейхстага!..» Май 1945, Берлин — Германия |
|
Автограф на рейхстаге |
